Школьная лихорадка и ошейник для тигра - Ки Чанс

– Тайга будет только рада. А бедная китайская черепаха – так просто счастлива!

– Ты про ту, у которой вместо панциря кожа?

– Ну да… Озёро местное до того обмелело, что земноводным и поплескаться вволю негде. Я рано утром верхом вдоль русла Комаровки проехалась. Так она на слабый ручеёк больше похожа, чем на речку.

– Смотри, Венера! Приметит тебя дикая кошка или тигр, потом ищи тебя свищи… И жених твой Елисей не выручит.

Венера действительно собиралась замуж за молодого биолога со сказочным именем Елисей, но вполне земной должностью лесника. Оба они устали от своих городских квартир и шумных Владивостокских улиц. Казалось, что портовый город не спит и не умолкает никогда. И с раннего детства мечтой хрупкой светловолосой Венеры и крепкого брюнетистого Елисея было место жительства на затерянной от людских глаз таёжной делянке. Мечту свою они почти осуществили.

– Меркурий Иванович! Пойдёмте на станцию. Я уже и айтишника нашего туда пригласила.

– Белкина, что ли?

– Ну да… А что?

– Ну, этот нам сначала лекцию прочтёт о последних достижениях в борьбе с хакерами, а потом только на человеческий язык перейдёт.

– Не до лекций ему сейчас. Всеми цветами красного переливается… От стыда… Циферки-то, вроде, простые. А что они означают – у него ни одной идеи в голове…

Учёные вышли наружу и, как обычно, Гвоздев зажмурился от удовольствия и глубоко, с наслаждением втянул в себя ароматную порцию таёжного воздуха. Острое чувство счастья ворвалось в него ни с чем несравнимыми запахами любимой тайги. Пощипывал ноздри кисловатый, с изысканной горчинкой запах лимонника. Пьянил голову терпкий аромат амурского винограда. Кусты жимолости и бересклета дразнили воображение сухим древесным благовонием, с которым не решился бы соперничать ни один французский парфюмер. Запахи малины, элеутерококка, маньчжурского ореха, аралии, сирени и ещё десятков удивительных растений окутывали станцию душистым облаком таёжных тайн.

– Венера! Меркурий Иванович! Я разгадал! Но не знаю, что!

По выжженной солнцем тропинке бежал странный человек: очки на макушке головы отражали солнце, непомерно большая футболка намекала на почти полное отсутствие мышечного каркаса, а длинные ноги описывали дуги, прежде чем занять положение одна впереди другой.

– Белкин! Только ты можешь разгадать, сам не зная что!

– Вот и неправда! Сейчас все могут рассказать, как что устроено, но мало кто соображает, как это работает. Хоть смартфон любой возьмите…

– Ну да ладно! Так что ты там прочитал? Или расшифровал?

– Расшифровал! Всё оказалось до обидного просто.

– Ну не тяни ты амурского тигра за ухо! Говори уже.

– Послание состояло из набора простых чисел…

– А разве есть непростые? Заковыристые?

– Эх, и отстали Вы Меркурий Иванович. Солнечные вспышки ваш ум совсем ослепили…

– Ну-ну… Без критики начальства. Объясни, как чайнику!

– Простые числа делятся только на самих себя и единицу. И всё! Например, 1, 17, 31…

– Понял! И что в них особенного?

– А то, что шифровальщики и компьютерщики их очень полюбили. Так сказать, за несговорчивость… Больно они капризные… даже загадочные…

– Белкин! Теперь тебя на лирику потянуло, – прервала коллегу Венера. – К сути переходи.

– Короче говоря, обработал я это огромное, с пятью знаками, простое число и обнаружил, что если перемножать две цифры – 31 и 7 энное количество раз, то в итоге мы его и получаем!

– Кого получаем?

– Да не кого, а что! Я нашёл два главных простых числа, умножение которых друг на друга и даёт присланную нам циферку! Вот!

– А дальше-то что? Позабавился, поумножал, поделил… А нам какая от всего этого польза?

– С пользой проблема. А вам ничего с этими циферками – 31 и 7 – сделать не хочется? Признайтесь, Меркурий Иванович.

Заведующий станцией стал наливаться предгрозовым гневом быстрее, чем неожиданно налетевшие лохматые, свинцовые облака.

– Ладно! Понял! Просто сложите 31 и 7. Получаем 38! Номер школы, где учится Ваш отпрыск – Гвоздев Иван.

– И… Я говорю: «И…!»

– И что? Что нам с этой информацией делать? – перевела зависшего начальника Солнышкина.

– А вот этого я не знаю. Пока не знаю! Но станция разблокировалась. Я сейчас номер школы на адрес отправителя скину и, думаю, получу дальнейшие инструкции!

– Так иди уже получай! – рыкнул начальник, и все трое застыли в ужасе. Рык получился таким зверским и оглушительным, что Гвоздев сам себя испугался.

В следующую минуту рык повторился, и компания согнулась в смехе. Рычало небо, предупреждая о долгожданном ливне. Коллеги поспешили в укрытие геофизической лаборатории.

Только поздним вечером, когда набрякшие влагой листья, иголки и первые таёжные цветы наполнили лес тихим, шуршащим перезвоном падающих с них лёгких капель воды, Белкин доложил начальству последние новости.

– Всё оказалось так просто, что даже неинтересно, —заявил инженер, глядя в горящие любопытством глаза начальника. – Это наши коллеги из Калифорнийской лаборатории нас, так сказать, «на вшивость» проверяли. Сумеем ли мы их код распознать… Айтишники и программисты зачастую так развлекаются. Так я Вам сразу сказал, что речь идёт о школе. У одной из их сотрудниц в тридцать восьмой знакомая работает. Преподавателем иностранных языков. И так как завтра у них необычный, экспериментальный день, то англичанка и свой урок решила по-другому организовать. Инновационно и нескучно, так сказать.

– Ну а мы-то здесь причём?

– Со школой им связаться не удалось. Не знаю, по каким причинам. А с нами их лаборатория постоянно на связи. Только в этот раз письмо своё закодировали. Просят Вас завтра в школу позвонить и сообщить время урока английского языка. То есть, не просто урока, а живого общения на английском языке по Скайпу. Вот, собственно, и всё.

– Ну… Это мы сделаем…

Меркурий Иванович вздохнул и в очередной раз поспешил к спутниковому телефону. Но домашний номер его хрупкой Надежды безжалостно молчал.

Глава 4. ЧСВ у Гвоздя и «лофт» у информатика

На следующий день, В самом начале урока с загадочной темой «Роботы из прошлого» в кабинет информатики заглянула секретарша и вызвала Гвоздя к директору.

– Андрей Карлович! – взмолился Гвоздев. – Не начинайте урок без меня… пожалуйста.

– Гвоздев! Ушам своим не верю! Ты – и добровольно просишься на урок?! Вам вчера прививки какие-то делали. Может быть, у тебя такая странная реакция на вакцину?

Меньше всего Гвоздев нуждался сейчас в намёках на то, что он типа лентяй, которого ничего не интересует. Потому что именно в этот момент глаза девочки без имени послали ему порцию симпатии и доброго любопытства.

– Андрей Карлович! У меня инновационное мышление, и поэтому…

Гвоздь так удивился собственным словам, что резко замолчал. Замолчал не только он. Вся мужская часть публики, казалось, испугалась того, что вырвалось изо рта Гвоздя. Слова «инновация» и Гвоздь были несовместимыми. С Гвоздем отлично сочетались грубоватые словечки футбольных фанатов, либо «примитивный и головоломный», с точки зрения родителей, слэнг сетевого общения.

– Гвоздь! Ты чо, в илиту подался? «Финт ушами» решил сделать?

Муза Мандельштамовна, входящая в этот момент в класс, лихо взмахнула каскадной богемной юбкой и прокомментировала словесный выплеск Ватрушкина:

– Ватрушкин! Не тупикуй! Гвоздев был и остаётся ровным пацаном. У него, М.Б., ЧСВ случилось. Так что нет смысла «катать вату».

В нереально тихом кабинете веселилась только литераторша. Она лихо надвинула свою красную кепку на лоб и обвела аудиторию насмешливым взглядом:

– Что! Выражаясь словами Маяковского, уконтрапупила я вас?

Первым пришёл в себя преподаватель информатики:

– Маяковский такое говорил?

– Ещё как говорил. А Высоцкий повторил. И не только он. Кое-кто повыше…

Муза Мандельштамовна многозначительно глянула наверх и подняла указательный палец.

Гвоздеву надо было бежать, и он умоляюще смотрел на преподавателя информатики.

– Да ладно, не начнём мы урок без тебя, иди уже… – благодушно улыбнулся обычно серьёзный, даже грозный Андрей Карлович. И тут же обратился к удивительно похорошевшей Музе Мандельштамовне:

– А что Вы Ватрушкину изволили сказать?

– Намекнула, что, может быть, у Гвоздева, по только ему ведомым причинам, – её хитрый взгляд обрызгал девочек веснушками весёлой догадки, – случился ЧСВ, то есть чувство собственной важности на него нахлынуло. И потому нет смысла на него давить…

– Фигасе! – причмокнул Железняков.

Все подумали, что сетевое «ни фига себе» относилось к словам Музы Мандельштамовны, но они ошиблись. Железняк выражал свой восторг видом вплывшей в кабинет англичанки. Когда её разглядели остальные, класс забродил репликами: